— версия для печати

И сказал Господь Моисею: объяви священникам, сынам Аароновым, и скажи им… И сестрою своей, девицей, близкой к нему, не бывшей замужем, можно ему оскверниться

Левит, 21:1

Многие богобоязненные люди считают, что «Тора Господня совершенна, оживляет душу» (Псалмы, 19:8). Однако тот, кто удосужится досконально изучить некоторые её законы, убедится, что она не только не оживляет душу, но, напротив, у любого порядочного человека вызывает возмущение.

Тора неоднократно проявляет непримиримо дискриминирующее отношение к женщинам, отводя им место куда менее значительное и почётное, нежели мужчинам. Это особенно хорошо заметно в нашем разделе, посвящённом священникам и их семьям. Помимо того, что любые священнодействия могут производиться исключительно мужчинами (как пишет Раши в комментарии к Левиту, 21:1: «Сынам Аароновым, а не дочерям Аароновым») – и женщинам, таким образом, священнодействие недоступно в каком бы то ни было виде, – раздел Эмор, на всём своём протяжении, повествует об отношении к женщине в семье коhена.

Так, например, когда дочь коhена умрёт (если она уже не девица), её братья не почтут её память даже присутствием на похоронах, ибо Тора это запрещает. Правда, если умрёт коhен-мужчина, его братья придут на похороны.

А вот ещё пример дискриминации между мужчинами и женщинами в семьях священников. Шулхан Арух пишет в Йоре Деа, гл. 773, п. 4: «Не осквернится. – Ему также нельзя оскверниться ради его замужней сестры, даже если она замужем за коhеном, или же если она была соблазнена либо изнасилована».  Получается, что если дочь коhена подверглась насилию, то помимо перенесённой ею тяжёлой травмы она получает дополнительное наказание за это: её братья не могут, указанием «совершенной» Торы, оскверниться прикосновением к ней и не проводят её в последний путь. Зато коhен-мужчина, будь он хоть многократный безжалостный насильник, непременно удостоится последних почестей, ибо его братьям заповедано Торой прийти на кладбище, чтобы принять участие в его похоронах.

Надо отметить, что коhен может оскверниться только ради брата или сестры со стороны отца, но не со стороны матери. Шулхан Арух пишет в Йоре Деа, гл. 773, п. 4: «Но ради брата или сестры по отцу он не вправе оскверниться». Так, если у коhена есть братья по отцу и братья по матери, он может оскверниться, провожая на кладбище первых, но ни в коем случае не должен делать этого для последних. Сыновья одной матери как бы и не вполне братья.

В благородной семье коhенов все почести достаются исключительно мужчинам. Вот, например, о браке: «И обесчещенную нельзя им брать» (Левит, 21:7). В Гемаре, трактат Кидушин, 77а, говорится: «Мудрецы (Мишны) учили: Кто такая обесчещенная (женщина)? – Это всякая рождённая от брака, запрещённого для священника»; итак, если у коhена от женщины, с которой ему не дозволено вступать в брак, родились сын и дочь, то сыну разрешено жениться на женщине из семьи коhена, но дочери нельзя выйти замуж за коhена.

«Жену блудницу… нельзя им брать», – Пятикнижие Моисеево опять дискриминирует женщин в сравнении с мужчинами: если коhен совокупится с дочерью коhена, запрещённой ему (ввиду родственных связей между ними), она считается отныне блудницей и не может выйти замуж за коhена, в то время как он может жениться на ком пожелает. И, как известно, коhен, разведясь, не лишается никаких привилегий, тогда как разведённая женщина не может выйти замуж за коhена.

У евреев, в семье священников женщина не только не принимает участия в каких бы то ни было священнодействиях, но и отношения она удостаивается самого что ни на есть оскорбительного и унизительного. В Левите, 21:8, об этом сказано: «И ты святи его (только мужчину), ибо хлеб Бога твоего приносит он в жертву; свят да будет он у тебя, ибо свят Я, Господь, освящающий вас».

Что касается положения женщины вообще с точки зрения иудаизма, то об этом мы выпустим отдельную статью.

Дискриминация в вопросах священнодейства распространяется не только на женщин, но и на инвалидов: «Никто из семени твоего в роды их, у которого будет увечье, не должен подходить, чтобы приносить (жертвенный) хлеб Бога своего» (Левит, 21:17). И не потому, что увечье наносит ущерб выполняемой службе; как объясняет Раши в комментарии к 21:18, «ему не подобает подходить, как в стихе: ‘Поднеси-ка это правителю своему’ (Малахи, 1:8)» – то есть некрасиво и недостойно, чтобы в Храме служил коhен, страдающий каким-либо увечьем. Тора, исполненная совершенства, Тора, «пути которой – пути приятные, и все стези которой – мир», отталкивает коhена, родившегося с каким-нибудь физическим недостатком (даже незначительным), например, если «один глаз больше, а другой меньше» (Раши). Такому коhену Тора сообщает, что он недостоин прислуживать Господу. Сегодня, когда над миром витает дух истинного милосердия, таких дискриминационных законов не примет ни одно цивилизованное государство.

«Человек видит глазами, а Господь видит то, что в сердце» (Самуил I, 16:7), – как выясняется, верно как раз обратное. Господу угодно, чтобы Ему прислуживали именно «приятные с виду» коhены, в то время как политика секулярных демократических государств не допускает никакой дискриминации, основанной на внешних признаках, обращая внимание на «то, что в сердце», а не на внешнюю форму.

Перейдём к другому вопросу, обсуждающемуся в нашем разделе: «И отсчитайте себе от первого дня после субботы, от дня приношения вами омера возношения, семь недель; полными да будут они» (Левит, 23:15).

Если подходить к написанному просто и непредвзято, понимаешь, как считали саддукеи, что «от первого дня после субботы» означает следующий день после субботы. Это идёт вразрез с мнением мудрецов, утверждавших, что имеется в виду – следующий день после праздничного (первого) дня пасхальной недели. Даже сами мудрецы понимали, что их версия небезупречна. Они попытались объяснить её в трактате Менахот, 65б, и придумали восемь разных объяснений, одно другого диковенней и страннее (желающие могут убедиться в этом, ознакомившись с текстом гемары). Некоторые из них опроверг Равва: «Равва сказал: Все они, кроме двух, никуда не годятся».

Мы приведём здесь лишь один пример из восьми – тот, который так хорошо прижился у комментаторов Писания. Раши пишет (Левит, 23:11): «От первого дня после субботы – назавтра после первого дня Пасхи; ибо если речь идёт о субботе, завершающей творение, то невозможно понять, о какой именно субботе идёт речь». Нахманид написал об этом: «Воистину, сие – величайшее из доказательств Гемары».

Вы же, наш любезный читатель, присмотритесь к этому доводу: «Если речь идёт о субботе, завершающей творение, то невозможно понять, о какой именно субботе идёт речь» – и скажите, по всей справедливости: разве этого невозможно понять? Да ведь в Торе ясно сказано, что всё это начинается с жатвой: «И будете жать на ней жатву… от первого дня после субботы вознесёт его», – очевидно, что речь идёт о первой субботе после первой жатвы.

Что до комментария Раши, то откуда можно понять, что речь идёт именно о Пасхе? А не празднике кущей (Суккот), к примеру? Видимо, это следует из того, что время жатвы соответствует Пасхе, а не Суккот. И вообще, откуда следует, что это именно первый день Пасхи? Может быть, сказанное относится как раз к последнему дню этого праздника? (что, собственно, говорит и сам Равва в Гемаре.) В книге Иеhошуа, 5:10-11, есть свидетельство того, что евреи использовали зерно нового урожая уже пятнадцатого Нисана, а не на следующий день, что соответствовало бы мнению мудрецов. Там сказано: «И стояли сыны Израиля станом в Гилгале, и совершили пасхальное жертвоприношение в четырнадцатый день месяца вечером в степях Иерихонских. И на следующий день пасхального жертвоприношения стали они есть плоды земли этой, опресноки и поджаренные зёрна, в самый тот день». Ибн Эзра пишет в комментарии к Левиту, 23:11: «Один римский мудрец привёл в доказательство стих: ‘И на следующий день пасхального жертвоприношения стали они есть опресноки и поджаренные зёрна’, – и не знал, что жертву приносят четырнадцатого, а на следующий день уже наступает пятнадцатое».

Нас всегда поражало то, как мудрецы зачастую вырывают слова Писания из контекста, объясняют их вопреки буквальному смыслу сказанного, да ещё и утверждают, будто имеют на то полномочия – ибоhалаха может упразднить сказанное в Писании (см. комментарий Знания Истины к разделу Мишпатим). Но если так, почему бы им попросту не сказать, что первый день после субботы – это второй день Пасхи, поскольку hалаха может упразднить слова Писания. Тогда им не пришлось бы придумывать разные отговорки, неприемлемые с точки зрения здравого смысла. По этому поводу прекрасно высказался Маймонид в Законах постоянных и дополнительных жертвоприношений, гл. 7, з. 11: «Традиция донесла до них, что это не суббота, а праздник» (то есть источник этого закона – не Писание, а традиция). Иначе говоря, рассуждая рационально, невозможно понять стих по-другому, и потому объяснение о Пасхе приходится связывать с традицией.

И – о другом; Писание никак не обходится без многократных повторений, сбивающих мудрецов с толку. Левит, 23:18: «И принесите сверх хлеба семь однолетних ягнят без порока и одного молодого тельца, и двух овнов… И приготовьте козлёнка одного в грехоочистительную жертву и двух ягнят однолетних в жертву мирную». А в книге Чисел, 28:26, сказано: «А в день первых плодов… быков молодых двух, одного овна»…

В трактате Менахот, 45б, мудрецы обсуждают, об одних ли и тех же семи ягнятах говорится в Левите и в Числах. Дошло до того, что они предположили, что «может быть, Господь сказал так: Если он (коhен) хочет, то приносит в жертву одного тельца и двух овнов, а если хочет – двух тельцов и одного овна». Кесеф Мишне написал в Законах постоянных и дополнительных жертвоприношений, гл. 8, з. 1, что мудрецы так и не пришли к согласию по этому вопросу: «В трактате Менахот приведён спор между мудрецами Мишны: рабби Акива считает, что в Левите перечислены те же жертвы, что и в Числах… и хотя рабби Тарфон с этим спорит, Учитель (Маймонид) установил hалаху в соответствии с мнением рабби Акивы». (Если вспомнить постановление Маймонида, приведённое нами в главе Ахарей Мот, получается, что овна, приносимого в жертву в Судный День, он не считает дополнительной жертвой, а здесь почему-то постановил, что эти овны – жертвы дополнительные. И конца этой путанице не видно…)

А стоило автору Торы всего-навсего написать в книге Чисел: …«помимо двух жертвоприношений хлебных», и это позволило бы избежать стольких споров и недопониманий! Ибн Эзра даже написал в комментарии к Левиту, 23:18: «Возможно, после первого года в Писании были изменения». То есть сказанное в Левите о принесении в жертву одного тельца и двух овнов относится только к первому году, а потом приносили двух тельцов и одного овна (А может быть, он имеет в виду, что Писание изменилось после того, как евреи провели один год в пустыне?! У Ибн Эзры много своих секретов – понимающий да уразумеет).

Под конец мы хотим раскрыть ещё одну из его тайн. В Левите, 23:40, сказано: «И возьмите себе в первый день плод дерева красивого, ветви пальмовые и отростки дерева густолиственного». Мудрецы постановили, что густолиственное дерево – это мирт. Однако в книге пророка Нехемии, 8:15, сказано: «Выйдите на гору и принесите ветви оливы, и ветвы масличного дерева, и ветви мирта, и ветви пальмовые, и ветви дерева густолиственного, чтобы сделать кущи, как было написано». В свете написанного представляется очевидным, что мирт и густолиственное дерево – не одно и то же! Что же отвечают на это наши учителя? В Сукка, 12а, сказано: «Но ведь мирт и дерево густолиственное – это одно и то же? – Рав Хисда сказал: hадас, который используется для сукки (будучи непригодным для лулава, т. к. у него нет трёх листов, растущих из одной точки), называется миртом, а тот, что для лулава – густолиственным деревом».

Ибн Эзра пишет об этом в комментарии к Левиту, 23:40: «‘Ветви дерева густолиственного’ не вписываются в слова наших предков, ибо у мирта нет высокого древесного ствола. Это два разных вида, один высокий, другой низкий. Всякому, кто переедет из страны Кедар в страну Эдом, если у него только есть глаза, откроется тайна этой заповеди». И, хотя Ибн Эзра старается говорить загадками, ясно, что он имеет в виду: густолиственное дерево, о котором сказано в Торе, не может быть миртом, который является невысоким кустом, а не густолиственным деревом.

Подобно тому, как в другом случае (см. Знание Истины, глава Микец) мудрецы слепили из нескольких разных человек одного, здесь они единым росчерком пера превратили два разных растения в одно. В трактате Сукка, 37а, говорится: «Раба бар рав Уна сказал: В школе Рава говорили, что существует десять видов кедров, ибо сказано: ‘Дам в пустыне кедр, акацию и hадас (мирт), и масличное дерево; насажу в степи кипарис, явор и бук вместе’ (Исайя, 41:19)». Так маленький миртовый куст превратился в огромный ливанский кедр. Это не должно нас удивлять – истинное положение дел никогда не смущало мудрецов, если им нужно было объяснить противоречия или что-то непонятное в Писании. Как известно, любая гипотеза или теория берёт начало в объективной реальности (в противном случае эти гипотезы и теории нельзя было бы подвергнуть проверке). Так честный исследователь сможет подстраивать свои утверждения под реальность; но запутавшийся богомолец начнёт подстраивать реальность, чтобы та соответствовала его утверждениям. Он не даст каким-то фактам сбить его с пути истинного! Поэтому тот, кого реальность не интересует, мирт превратит в кедр, а кедр – в мирт.

0