— версия для печати
Сочти также сынов Гершона… От тридцатилетнего возраста и выше, до пятидесятилетнего возраста, исчисли их
Числа, 4:22-23
Левиты удостоились особенного отношения, почему и были сосчитаны отдельно от всего народа Израиля. Как сказано в Числах, 1:49: «Только колена Леви не вноси в перепись… среди сынов Израиля». Один раз их сосчитали – всех, кто достиг месячного возраста, чему в книге Чисел посвящена вся 3-я глава. В главе 26:57 их сосчитали опять перед тем, как войти в Землю обетованную. И вот что удивительно: прошло 38 лет, а число левитов изменилось очень незначительно, увеличившись всего на семьсот человек. И это – несмотря на то, что на колено Леви не распространялись смертные кары, постигшие евреев в пустыне, как рассказывается в трактате Бава Батра, 121б: «Рав Амнуна сказал: Это наказание (‘В пустыне этой закончат жизнь свою и там умрут’. – Числа, 14:35) не распространялось на колено Леви». Всем же прочим предстояло полечь костьми в пустыне, и в Писании сказано (Числа, 26:64): «А среди них (перечисленных в последней переписи) не было ни одного человека из исчисленных Моисеем и Аароном, священником, которые исчисляли сынов Израиля в пустыне Синайской». При этом все эти колена нисколько не убавили в численности. Многие из них, напротив, сильно разрослись – как, например, колено Менаше: «Исчисленных по колену Менаше было тридцать две тысячи двести» (Числа, 1:35); а после того, как умерли все, кто должен был умереть, сказано: «Это семейства Менаше; а исчисленных в них – пятьдесят две тысячи семьсот» (Числа, 26:34). То есть колено Менаше выросло за это время на двадцать с половиной тысяч человек! Это удивило и Ибн Эзру, написавшего в комментарии к Числам, 26:62: «Согласно этой переписи, левитов стало больше на семьсот человек. Странно, что прибавление не было больше семисот – ведь в прочих коленах, в среде которых умерли все, кто на момент выхода из Египта был старше двадцати лет, при последнем исчислении людей оказалось больше, ибо левиты не вошли в счёт, чему свидетель Элазар-священник». Об ответе Ибн Эзра умалчивает, и можно предположить, что и это относится к категории «разумеющий да наложит печать на уста».
Начиная с какого возраста левит получал право службы в ковчеге? В 4-й главе считали пригодных к службе левитов от тридцати- до пятидесятилетнего возраста: «От тридцатилетнего возраста и выше, до пятидесятилетнего возраста, всякого годного для служения, чтобы исполнять работы в шатре соборном». Однако в гл. 8:24 говорится: «Вот что левитам: с двадцатипятилетнего возраста и выше каждый из них придёт для совершения службы, чтобы исполнять работы при шатре соборном». Мы не станем вновь приводить толкования комментаторов и предоставим читателю, тянущемуся к знаниям, самостоятельно изучить их и сделать соответствующие выводы о том, что означает это противоречие, некоторые способы объяснения которого мы предлагали уже неоднократно.
Заметим, однако, что в книге Эзры, 3:8, сказано: «Левитов от двадцати лет и старше поставили руководить работой над Храмом Господним». Выходит, что при строительстве второго Храма на слова Торы вообще не обращали внимания – ни о тридцатилетнем возрасте, ни о двадцатипятилетнем. А что на это говорят мудрецы? В трактате Хулин, 24а, сказано: «Не может ли быть, что и в Шило и Храме было так (что левиты, не достигшие тридцатилетнего возраста, не годились для служения)? – Но в Писании сказано: ‘Всех годных для отправления службы и ношения при шатре соборном’, – то есть именно тогда, когда служба ведётся переносками (т. е. когда есть ковчег, который нужно переносить с места на место)». Это не совсем ясно, ведь как раз для переносок-то и нужны молодые крепкие парни, в то время как Тора назначает на работу по ношению ковчега людей взрослых, а молодых определяет на работу в Храме, где грузчики не требуются. Вот это мы и имеем в виду: Тора повторяет, сколько было левитов, подробно рассказывает о порядке жертвоприношений, посвящая этому целые главы, а вот точного возраста, с которого левит может служить в Храме, Тора не указывает, предоставляя мудрецам самостоятельно решать этот вопрос с помощью тринадцати способов толкования. Наша жизнь подчиняется не Торе, а правилам, продиктованным мудрецами. В Торе ведь сказано о двадцати пяти или тридцати годах (но не о двадцати), а в Храме дозволили и тем, кто достиг двадцатилетнего возраста.
Между главами об исчислении евреев и освящением Cкинии Писание даёт законы о соте и назорее. Мы хотим уделить внимание закону соты, чтобы рассказать о том, что уже написали в главе Тецаве: одно поколение приходит на смену другому, hалаха приходит и hалаха уходит, а выбор способа служения Господу остаётся на усмотрение общества, в соответствии с духом времени. Скажем заранее, что хотя сегодня женщну-соту не поят горькой водой, сам закон о соте остаётся в силе, о чём пишет Шулхан Арух в Эвен hа-Эзер, гл. 178, п. 7: «Муж не должен говорить жене, даже если при этом никто больше не присутствует, что буде она уединится с неким определённым мужчиной… а горького напитка для соты сейчас не бывает, и если она ослушается, то будет запрещена ему вовеки» (в п. 2 говорится, что муж может запретить жене уединяться даже с её отцом или братьями).
Из текста Писания ясно, что мужу достаточно приревновать жену – «И найдёт на него дух ревности» (Числа, 5:14), – чтобы публично опозорить её в Храме, выясняя, не беспочвенны ли его подозрения. Как пишет Ибн Эзра (Числа, 5:12): «Даже если нет ни одного свидетельства, позволяющего в чём-либо её заподозрить». Однако мудрецы поняли, что многие женщины будут оскорблены и опозорены безвинно, в силу одного лишь подозрения со стороны мужей и постановили в трактате Сота, 2, что необходимы свидетели, готовые показать, что женщина действительно уединялась с подозреваемым в блуде. Вот что пишет Раши в комментарии к Числам, 5:13: «‘И свидетеля против неё нет’, – Свидетеля её бесчестья; однако есть свидетели её уединения с ним». Мудрецы не только ввели это правило, но ещё и сказали, что если муж либо жена слепы или хромы, то в таком случае жена не должна пить горькую воду. В трактате Сота, 27б, сказано: …«точно так же как если бы он (муж) был слепым, она не пила бы (горькой воды), ибо сказано: ‘И скроется это от глаз мужа её’, – так и если она слепа, она не должна была пить. Рав Аши сказал: Точно так же как хромая или однорукая не должна была пить горькой воды, ибо сказано: ‘И поставит священник жену пред Господа… и возложит ей на ладони’, – так и если он хром либо однорук, ей не надо было пить». Очень, очень странные рассуждения предлагают мудрецы. Неужели в стихе «И скроется это от глаз мужа её» Тора хочет сказать, что если он слепой, ей не надо пить горькой воды?! Или однорукая – разве её имеет Писание в виду, когда говорит: «И возложит ей на ладони»? Чтобы показать как можно более наглядно, что именно мудрецы принимают решения, связанные со всем, что прямо сказано в Торе, мы приводим постановление раббана Йоханана бен Закая, жившего в конце эпохи второго Храма; в трактате Сота, гл. 9, м. 9, говорится: «С тех пор, как прелюбодеев стало много, практика горькой воды прекратилась. Её прекратил раббан Йоханан бен Закай, ибо сказано: ‘Не взыщу Я с развратничающих дочерей ваших и с прелюбодействующих невесток ваших’ (Ошеа, 4:14)». Так что ж, если прелюбодеев стало больше, это достаточная причина, чтобы не давать больше женщине горькой воды, как повелевает Тора? Только гемара в трактате Сота, 47б, объясняет, что горькой водой можно проверить женщину лишь тогда, когда сам супруг её чист ото всякого греха; сейчас же, когда мужья предаются прелюбодеянию, нет никакого смысла поить жён горькой водой, так как это всё равно ничего не докажет. Маймонид поясняет в Законах о соте, гл. 3, з. 17: «Если он вступил в запрещённую связь, горькая вода больше не может проверить его жену… и это выставляет в дурном свете горькую воду, когда его жена рассказывает потом товаркам, что она согрешила (и не была наказана), не зная, что проверка провалилась из-за грехов её мужа». Вот так, ни за понюшку табаку, отправились в тартарары чудеса горькой воды. Верующие всегда могут сказать, что с женщиной-сотой не приключилось ничего страшного оттого, что и за мужем водятся кое-какие грешки. Прекрасная отговорка, готовая для использования во всех случаях, когда горькая вода не оказывает ожидаемого воздействия.
А вот как принятые в обществе нормы поведения способны изменить существующий закон Торы. Тому не сыскать лучшего примера, чем история, приключившаяся во Франции в XIII в. Мы знаем о ней из Книги Ответов Мудрецов Прованса, ч. 1, гл. 49. Там рассказывается, как один коhен приревновал свою жену и сказал ей, чтоб она не смела уединяться и даже разговаривать с неким человеком. Вскоре он уехал за границу, а когда вернулся, узнал «от нескольких свидетелей и от одной женщины», что его жена целовалась и обнималась с этим человеком. Когда он спросил саму жену, та созналась, что действительно была неверна ему. Он обратился в раввинский суд города, и судьи отправились к его жене, которая и им призналась в том, что изменила мужу. Тогда один из судей, участвовавших в допросе, сказал ей: «Дура, что же ты не скрыла этого от мужа»? Она ответила, что не могла держать это в тайне, потому что одна женщина видела, как она выходила из укрытия с тем человеком. Когда же неверная жена собралась покинуть судей, они строго-настрого предупредили её, чтобы она и думать не смела признаваться в содеянном ещё какому бы то ни было человеку или суду. Через некоторое время появился её отец и другие близкие, и тогда она взяла все свои слова обратно и сказала, что ничего не говорила и ни в чём не признавалась, что её вынудил солгать страх перед мужем, и т. д., и т. п.
Мы видим, что Тора остаётся в стороне, судьи прекрасно знают, что имело место прелюбодеяние, что супругов нужно развести – и что же они делают? Они делают женщине выговор за болтливость и наказывают ей не сознаваться, чтобы ей можно было продолжать жить с мужем. Всё – против законов Торы.
Мудрецы сознательно пренебрегают фактами не только там, где замешано прелюбодеяние, но и во многих других законах, когда, по их мнению, законы Торы не соответствуют духу времени.
В главе Тецаве мы расказывали о перемене, произошедшей в правилах возвращения долгов: в некоторых случаях Тора обязывает кредитора простить должнику его долг. Однако когда Гиллель увидел, что эта заповедь приводит к тому, что никто не соглашается одалживать другим деньги, он изменил существующий закон, придумав прозбол. Ещё позже было постановлено, что даже если кредитор не составлял прозбола, судьи должны подучить его сказать, что у него был прозбол – хотя, разумеется, все понимают, что это неправда! Или, например, продажа квасного на Пасху: ежу понятно, что лавочник продаёт квасные продукты нееврею только понарошку – но какое мудрецам дело до фактов? Довольно и того, что хозяин промямлит что-то вроде: «продано», – и товар считается проданным. Или те же банковские проценты: сегодня банк, ничтоже сумняшеся, берёт некоторый процент с любого богобоязненного еврея, который должен ему деньги. Учителя увидели, что благочестивые евреи готовы платить банку проценты, чтобы обеспечить себе возможность различных финансовых операций, и не смогут выдержать жёсткого запрета Торы, и постановили, что с банком можно подписать договор о сделке – тем самым банк становится «деловым партнёром» клиента и может драть с него проценты, не боясь нарушить заповедь. Очевидно, что никто не становится по-настоящему партнёром банка, просто всем наплевать на то, что есть на самом деле. Написано: «деловое сотрудничество», – и всё, что сказано в Торе о запрете взимать лихву, уже ничего не стоит.
Эти произвольно выбранные примеры представляют только незначительную – весьма незначительную – часть широкого спектра постановлений мудрецов, которые позволяют себе отменять сказанное в Торе, если считают, что общество не выдержит её запретов. Так было всегда.
В наше время всё чаще слышны голоса тех, кто требует провозгласитьhалаху полностью и окончательно оформившейся и одеревеневшей, не допускающей изменений. Такие настроения продиктованы страхом перед быстро распространяющимся в мире просвещением. Чем больше обнаруживается новых фактов, вызывающих сложные и неприятные вопросы касательно различных аспектов hалахи, тем больше раввины боятся, что им придётся отвечать каким-то образом на эти вопросы. Гораздо проще договориться, что попытка привнесения любых новшеств вhалаху изначально неприемлема, в согласии с принципом «Тора запрещает нововведения». Они не успокоились, пока не остановили полностью весь процесс становления hалахи, и от страха перед продвижением вперёд начали пятиться назад. Их постановления нагромождали один запрет на другой, прибавляя опасение нарушения к опасениям опасения что-нибудь нарушить. Любое сомнение у них превратилось в уверенность, а принятый где-нибудь обычай – в строжайшее запрещение.
Не за горами, однако, тот день, когда станет ясно, что жизнь и действительность сильнее любого постановления, которое ничего не стоит, если общество не выполняет его. Чем поможет мудрецам нашего времени запрет пользоваться компьютером или интернетом? Всё равно ими пользуются повсеместно…