— версия для печати

     Рабба бар бар Хана сказал от имени рабби Йоханана: Не будь врата Иерусалима заперты еженощно, перемещение предметов в пределах города (в субботу) было бы запрещено как перенесение в общественном владении! Ула также сказал: За перемещение предметов на стогнах Мехозы (город в Вавилонии) было бы положено наказание как за перенесение в общественном владении, не запирайся врата Мехозы

Эрувин, 6б

В этой статье мы расскажем о таком явлении, как «общественное владение», и о законах, связанных с переносом предметов в общественных владениях в субботу. Мы покажем, как учителя создают связанные с этим новые правила – лишь затем, чтобы снова перечеркнуть их. Мы покажем, как то, что в одно время считалось общественным владением, вдруг перестало быть таковым впоследствии! Как мы уже писали, способы, которыми мудрецы пользуются при создании hалахи на основе Писания, с точки зрения логики не лезут ни в какие ворота. В настоящей статье мы покажем, откуда мудрецы взяли определение «общественного владения» и какие странные изменения это определение претерпело с тех пор. К концу нашей статьи станет ясно, что на сегодняшний день множество благочестивых евреев, выходящих на улицы больших городов в Израиле и за рубежом, с большой вероятностью нарушают субботу, перемещая предметы в общественных владениях.

Что такое общественное владение? Мудрецы определяли его как публичное место в 16 локтей (прим. 8 м) шириной. В трактате Шаббат, 99а, сказано: «Поперёк общественного владения должно быть шестнадцать локтей, о чём мы знаем из описания Скинии».

Есть тридцать девять основных видов запрещённых в субботу работ. Тот, кто намеренно выполняет их в субботу, пренебрегая предупреждениями, подлежит смертной казни через побиение камнями; нарушив такой запрет случайно, человек должен принести жертву. Закон об этих тридцати девяти видах работ мудрецы вывели из описания служб в Скинии (трактат Шаббат, 49б): «В барайте сказано: Запрещена лишь работа, подобная какой-либо из тех, которые были в Скинии. Там сеяли – значит, нельзя сеять… поднимали доски с земли на повозки – значит, нельзя переносить из общественного владения во владение частное». Как мы объяснили в главе Ваякhель, всё это учение является сугубо плодом творчества самих мудрецов.

Размеры общественного владения нам также известны благодаря ковчегу: о сынах Мерари (из колена Левитов), носителях брусьев Скинии, сказано: «А обязанность сынов Мерари – надзор за брусьями Скинии и засовами её, и столбами её, и подножиями её, и за всеми вещами её со всем устройством их» (Числа, 3:36). О брусьях Скинии сказано, что они были длиной в двадцать локтей, шириной в полтора локтя и толщиной в один локоть (Исход, 26:16). Как они умудрялись тащить эти здоровенные балки во время странствий по пустыне? Этого Тора прямо не объясняет, но зато говорит, что сынам Мерари были выданы повозки: «И четыре повозки и восемь быков передал сынам Мерари, по роду их службы» (Числа, 7:8). Вот что пишет Нахманид (к Числам, 7:2-5): «‘Подошли начальники Израиля… и принесли жертву свою пред Господа’. – Повозки названы здесь жертвами, поскольку использовались при жертвоприношениях… главы колен сочли невозможным для Левитов носить планки и брусья скинии на плечах, ввиду непомерной тяжести оных, и сами решили дать им повозки, как то принято у всех, кто переносит дома царей и их шатры: перевозить их на повозках».

Нам хотелось бы сразу, будучи ещё под воздействием святости брусьев и повозок, разъяснить несколько моментов: во-первых, не спрашивайте, о читатель, ищущий истины, откуда сыны Израиля взяли посреди пустыни дерево шиттим для брусьев скинии. Раши уже писал об этом (к Исходу, 25:5): «Откуда они достали в пустыне дерево шиттим? – Рабби Танхума объясняет, что праотцу Иакову было видение от святого духа, что евреи построят ковчег и скинию в пустыне. Поэтому он взял с собой в Египет кедры и посадил их там, а сыновьям своим приказал взять их с собой, когда они выйдут из Египта». Вот вам, пожалуйста, и святой дух. Во-вторых, не следует удивляться и тому, что тяжеленные повозки с поклажей ехали по синайскому песку, не увязая. Раши пишет об этом в комментарии к Второзаконию, 8:4: «‘Одежда твоя не ветшала на тебе’. – Облака Славы касались их одеяний и разглаживали их, на манер портняжных утюгов. И даже одежда детей, по мере того, как они подрастали, росла вместе с ними, подобно раковине ящерицы (если ознакомиться с комментарием Раши к трактату Хагига, 11:1, ясно, что он имеет в виду улитку), растущей вместе с ней». Вот и облака славы. Понятно, что между святым духом и славными облаками разгладились и дороги под колёсами повозок… В сказке вообще всё возможно.

Тора не объяснила, каким образом сыны Мерари везли повозки. Ехали ли четыре повозки в ряд, или же колонами по четыре – а может, и по две. Не уточняет Тора и ширины повозок.

Зато мудрецы – те, кто сидит за кулисами (пусть даже и полутора тысячами лет позже) – знали в точности, что и как выглядело в шествии сынов Мерари. В трактате Шаббат (99а) написано: «Абайе сказал: Повозки держались на расстоянии длины одной повозки друг от друга. Какова же была длина повозки? – Пять локтей… Рава сказал: Бока каждой повозки (расстояние между дном и колёсами, прибавленное к высоте обоих бортов – Раши) были в ширину как сама повозка. Какова же была длина повозки? – Два с половиной локтя. Зачем это нужно? (Для чего нужна ширина в два с половиной локтя, когда достаточно было бы полутора?) – Чтобы брусья не бродили (не переезжали от одного борта повозки к другому и не падали – Раши). В таком случае размеры общественного владения  складываются из следующих величин: две повозки, едущие рядом, в пять локтей шириной каждая – это десять локтей; ещё пять локтей расстояние между ними – итого пятнадцать! Откуда взялся ещё один локоть? – Это дополнительный локоть, отведённый левиту, приставленному следить за брусьями и подбирать их, буде те упадут».

Что до порядка, в котором повозки следовали, Раши пишет к трактату Шаббат, 96а: «У сынов Мерари было четыре повозки для перевозки брусьев скинии. Они ехали по две, бок о бок, как сказано в Гемаре, а когда скинию разбирали и загружали на повозки, их ставили так же, как они ехали, две вплотную к скинии, ещё две – перед ними, в каковом порядке они и продвигались через общественные владения». И вот, господа присяжные заседатели, какая странная штука получается: Тосафот (к Шаббат, 99а) удивлённо спрашивают: «Если повозки, как пишет Раши, ехали отдельно друг от друга на расстоянии пяти локтей и каждая была нагружена брусьями, непонятно, каким образом такие тяжёлые брусья, длиной в десять локтей, шириной в полтора и толщиной в локоть, могли стоять на пятачке в два с половиной локтя шириной?… И как повозки умудрялись двигаться, умещаясь в пятнадцать локтей, без того, чтобы брусья из одной повозки задевали брусья, лежащие в другой?… И откуда мы знаем, что повозки ехали по две, что решили, будто размеры общественного владения – шестнадцать локтей? С тем же успехом они могли ехать цепочкой, друг за дружкой, и тогда общественное владение может быть меньше – или, напротив, все четыре повозки могли ехать в ряд, и тогда общественное владение должно быть ещё больше?». Вопросы Тосафот позволяют смело утверждать, что они не получили от своих учителей никаких сведений по вопросу о том, как именно ехали повозки с поклажей, – а следовательно, не говорили им учителя ничего однозначного и об общественном владении. Непонятно, почему Тосафот удивляет, «каким образом тяжёлые брусья могли стоять на пятачке в два с половиной локтя» – разве им не было очевидно, что всё шествие евреев по пустыне сопровождалось чудесами? Если уж на то пошло, им следовало спросить, как такая огромная масса вообще могла передвигаться, не увязнув в песке – как мы уже замечали.

А вот что Тосафот отвечают: «Раббейну Таму представляется, что повозки были соединены попарно пятнадцатилоктевой поперечной балкой, к которой были прикреплены, точно так же, как к повозкам, четыре колеса и у которой тоже были борта; а от борта одной повозки до борта другой было пять локтей»… Ах, какой замечательный ответ! Раббейну Там взял да изобрёл «сиамские повозки», скреплённые друг с другом! Само собой разумеется, вопрос, обращённый Тосафот к Раши, возвращается почище любого бумеранга: откуда они знают, что повозки были соединены попарно (да ещё таким странным образом)? Опять же, отговорки можно изобретать бесконечно, а вот настоящего ответа нет и не предвидится.

Объяснив, что такое, по мнению учителей, общественное владение – территория шестнадцати локтей в поперечнике (при условии, что эта территория не является частной собственностью – прим. пер.) – мы переходим к вопросу о том, каким образом в наше время люди почтенные и богобоязненные переносят по городу предметы в общественных владениях, при молчаливом попустительстве раввинов и мэтров hалахи.

В гемаре, процитированной нами в эпиграфе, сказано: «Не будь врата Иерусалима заперты еженощно, перемещение предметов в пределах города (в субботу) было бы запрещено как перенесение в общественном владении». Здесь ясно сказано, что сам факт существования дверного прохода (или его подобия – тот самый эрув, которым ныне окружают города и отдельные районы, вкапывая столбы на расстоянии нескольких метров друг от друга и проводя через их верхушки проволоку – так, чтобы создать подобие входа) не делает дозволенным перемещение предметов в рамках общественного владения, если вход не закрывается настоящей дверью! В Шулхан Арухе, Орах Хаим, гл. 364, п. 2, тоже сказано: «В общественном владении нельзя переносить, если там нет дверей – и это при условии, что на ночь они запираются. Некоторые, однако, полагают, что в этом нет необходимости и достаточно, чтобы двери просто существовали, при условии, что их можно запереть».

Но если так, если необходимы настоящие двери, как же сегодня, несмотря ни на что, люди переносят вещи в субботу, открыто нарушая один из самых серьёзных запретов, запрет, нарушение которого карается побиением камнями? Мы предложим здесь два объяснения, чтобы продемонстрировать вам, любезный читатель, как чудесно перевоплощается общественное владение с течением времени.

Мишна Берура пишет в гл. 364, пп. 8: «В наших местечках повелось делать это, создавая подобие дверного проёма, несмотря на то, что улицы гораздо шире и простираются от ворот до ворот, а порой и большие пути проходят через местечко, и по закону это должно быть общественное владение во всех смыслах – см. также выше, в гл. 345. Видимо, следует положиться на приведённое там отдельное мнение, согласно которому дорога может считаться общественным владением только если по ней проходит шестьсот тысяч человек – случай крайне редкий». Так считал и Раши (см. комментарий к трактату Эрувин, 6а): «Общественное владение – по всей видимости, участок шириной в шестнадцать локтей, город, где находится шестьсот тысяч человек и который не окружён стеной».

Гемара в трактате Шаббат (6а) добавляет к этому: «Что такое общественное владение? – Большой тракт (дорога, ведущая из одного города в другой – Раши) или агора (городская площадь, на которой собираются для торга, место для открытого рынка – Раши) с улицами, открытыми с обеих сторон, – вот что такое полноценное общественное владение».

Удивительно. Согласно гемаре в Эрувин, такие города, как Иерусалим и Мехоза, несомненно являются полноценными общественными владениями. Единственное, что позволяет переносить предметы в пределах этих городов в субботу – это то обстоятельство, что они окружены стенами с воротами, которые при необходимости можно запереть. Но если изначально эти города являются общественными владениями, то получается, что согласно Раши, в вавилонском городе Мехозе и в иудейском городе Иерусалиме во времена Талмуда по улицам ходило по шестьсот тысяч человек в каждом!

Следовательно, Раши считает, что в те древние времена в этих городах плотность населения была больше, чем сегодня! Если ознакомиться с результатами исследования плотности населения, можно быстро убедиться, что верно обратное. В Библейской Энциклопедии, ст.Население (стр. 145), написано: «Есть сведения о том, что численность населения Иерусалима в начале эллинистической эпохи (нач. III в. до н. э.), достигла примерно ста двадцати тысяч человек (Иосиф Флавий,‘Против Апиона’, I, 197, от имени Гекатея Абдерского). Эти сведения, однако, представляются явно преувеличенными в свете общей площади Иерусалима на тот момент (5 кв. км)». А в настоящее время в Иерусалиме проживает несколько больше полумиллиона человек – больше, чем когда-либо в прошлом.

Так ранние учителя-комментаторы придумали новый закон. Этот закон нигде не появляется в Гемаре, как пишет Ран (в замечании к комментарию Рифа – трактат Шаббат, гл. 6): «На каком основании в наши времена женщинам разрешают выходить в общественные владения с перстнем без печати на нём? Автор же Сефер hа-Терума оправдывает их тем, что сейчас не бывает настоящих общественных владений, поскольку требуется… и чтобы там проходило шестьсот тысяч человек ежедневно… Это довольно странное объяснение, учитывая, что мудрецы нигде не упоминают о необходимости ежедневного прохождения шестисот тысяч человек для того, чтобы территория была общественным владением». Вот так! Мудрецы нигде не упоминали такого условия для общественного владения, как шестьсот тысяч путников в день. Согласно тому, что нам известно о населении городов мира (неукоснительно растущем со временем), Гемара никак не могла требовать в своё время шестисот тысяч человек в одном городе: подобное требование привело бы к тому, что нигде на свете не было бы общественного владения – и уж наверняка не в Иерусалиме или Мехозе, которые Гемара прямо называет общественными владениями. Ритва пишет к трактату Эрувин, 59а: «И хотя в Иерусалиме тоже не было шестисот тысяч человек постоянно, он всё же относится к общественным владениям».

В чём же дело? Учителя увидели, что благочестивые евреи могут не выдержать запрета переносить вещи в общественных владениях – уж больно непросто было его соблюдать. Если оставить в силе изначальное определение (шестнадцать локтей в поперечнике), женщины не смогут носить в субботу кольца, нельзя будет выйти с ребёнком в коляске, а в синагогу нельзя будет принести угощение, чтобы отметить бар-мицву или чью-нибудь предстоящую свадьбу. Поэтому ранние комментаторы решили придумать новое определение общественного владения, а именно: чтобы там проходило шестьсот тысяч человек изо дня в день (см. также Биур Алаха, гл. 345); тем самым они практически аннулировали весь закон об общественном владении.

А вот ещё один пример попытки определить заново (собственно, отменить) понятие общественного владения. Рабби Авраам Борнштейн (Сохачёвский Реббе, 1839-1910) пишет в своей книге Авней Эзер, Орах Хаим, гл. 273: «По моему мнению, даже те, кто считал, что общественное владение не требует присутствия шестисот тысяч человек, признали бы, что в наше время и в наших краях общественных владений не бывает. Это – в соответствии со сказанным в Бейт Йосеф, Орах Хаим, гл. 391, о тех государствах, где царь только судит народ и взимает налоги, а всем остальным занимаются разные советники и предводители дворянства. Есть же такие страны, где всё решает царь. В наше время бывают и такие страны, у которых есть конштитуция (свод законов и указаний), как-то: Пруссия или, к примеру, Австрия. Но в этих странах, где великий кесарь владеет всем и является единоличным правителем, страна принадлежит ему и не является общественным владением… а тем более страны, завоёванные царём. Например, Польша, которую великий кесарь захватил войной… Её рынки и улицы принадлежат великому кесарю и никак не являются общественным владением… Этого достаточно, чтобы оправдать наши обычаи, разрешающие переносить там, где есть подобие входа, и не допустить возражений».

Жаль, что автор Авней Эзер не удосужился исследовать формы управления в Мехозе, Неардее, Суре и Пумбедите во времена Талмуда. В противном случае он знал бы, что ими правил персидский царь, чья монархия была ещё более абсолютной, чем «великого кесаря» (российского императора), и что все рынки и улицы принадлежали персидскому царю. Но чего стоит hалахическая истина против желания благочестивых евреев иметь возможность прогуляться по общественным владениям летним субботним днём со своим барахлом и колясками?…

Вернёмся к нашему времени. Нынешним раввинам очень скоро придётся придумывать новое определение общественного владения! Уже сегодня два вышеизложенных соображения не распространяются на большие города Израиля, да и всего мира.

Во-первых, Израиль и большинство государств сейчас – республики, и поэтому объяснение Авней Эзер не имеет более никакой практической ценности.

Во-вторых, сейчас много где проходит изо дня в день шестьсот тысяч человек. Это наверняка относится к Тель-Авиву и Иерусалиму, а также ко многим местам за границей – к Нью-Йорку, Лондону, Парижу и ко всем городам, где живёт несколько миллионов человек. Если не найти быстрого решения, то всякий, кто выйдет в одном из этих городов на улицу в субботу даже с носовым платком в кармане (не говоря уже о ребёнке в коляске), будет открыто нарушать субботу! Всё это давно и хорошо известно, в этом нет ничего нового – и тем не менее множество благочестивых евреев выходит в субботу и носит разные предметы, и никто им не препятствует, поскольку hалаха формируется обществом в гораздо большей степени, нежели сама формирует его.

На этом мы завершаем нашу статью, показав вдумчивому читателю, как суровые запреты Торы могут изменяться со временем – и то, за что некогда побивали камнями, стало сегодня совершенно дозволенным. Именно это мы говорили уже не раз: любая hалаха есть плод человеческих усилий, она не свалилась с неба и не стоит вне законов природы. Как и любое человеческое творение, основанное на социально-юридической почве, она была создана мудрецами и передана мудрецам последующих поколений, чтобы те принимали решения в соответствии с духом эпохи и нуждами общины. Для мудрецов hалаха – как податливая глина в руках опытного гончара, они вправе изменять её или оставлять всё как есть, как сказано: «Ифтах в своём поколении – как Самуил в своём».